Неточные совпадения
Он употреблял церковнославянские слова: аще, ибо, паче, дондеже, поелику, паки и паки; этим он явно, но не очень успешно старался рассмешить людей. Он восторженно рассказывал о красоте лесов и полей, о патриархальности деревенской жизни, о выносливости баб и
уме мужиков, о душе народа, простой и мудрой, и о том, как эту душу отравляет город. Ему часто приходилось объяснять слушателям незнакомые им слова: па́морха, мурцовка, мо́роки, сугрев, и он не без
гордости заявлял...
Он задрожит от
гордости и счастья, когда заметит, как потом искра этого огня светится в ее глазах, как отголосок переданной ей мысли звучит в речи, как мысль эта вошла в ее сознание и понимание, переработалась у ней в
уме и выглядывает из ее слов, не сухая и суровая, а с блеском женской грации, и особенно если какая-нибудь плодотворная капля из всего говоренного, прочитанного, нарисованного опускалась, как жемчужина, на светлое дно ее жизни.
Остается предположить одно, что ей нравилось, без всяких практических видов, это непрерывное, исполненное
ума и страсти поклонение такого человека, как Штольц. Конечно, нравилось: это поклонение восстановляло ее оскорбленное самолюбие и мало-помалу опять ставило ее на тот пьедестал, с которого она упала; мало-помалу возрождалась ее
гордость.
— Кто, я? — спросила бабушка. — Пусть бы она оставила свою
гордость и доверилась бабушке: может быть, хватило бы
ума и на другую систему.
«Это не бабушка!» — с замиранием сердца, глядя на нее, думал он. Она казалась ему одною из тех женских личностей, которые внезапно из круга семьи выходили героинями в великие минуты, когда падали вокруг тяжкие удары судьбы и когда нужны были людям не грубые силы мышц, не
гордость крепких
умов, а силы души — нести великую скорбь, страдать, терпеть и не падать!
Он иногда даже заставлял их улыбаться. Но он напрасно старался изгнать совсем печаль, тучей севшую на них обеих и на весь дом. Он и сам печалился, видя, что ни уважение его, ни нежность бабушки — не могли возвратить бедной Вере прежней бодрости,
гордости, уверенности в себе, сил
ума и воли.
Притом одна материальная победа, обладание Верой не доставило бы ему полного удовлетворения, как доставило бы над всякой другой. Он, уходя, злился не за то, что красавица Вера ускользает от него, что он тратил на нее время, силы, забывал «дело». Он злился от
гордости и страдал сознанием своего бессилия. Он одолел воображение, пожалуй — так называемое сердце Веры, но не одолел ее
ума и воли.
— А и поднялся! — проговорил он чуть не с
гордостью, радостно усмехаясь, — вот и спасибо, милая, научила
уму, а я-то думал, что совсем уж не служат ноженьки…
Когда б не доблестная кровь
Текла в вас — я б молчал.
Но если рветесь вы вперед,
Не веря ничему,
Быть может,
гордость вас спасет…
Достались вы ему
С богатством, с именем, с
умом,
С доверчивой душой,
А он, не думая о том,
Что станется с женой,
Увлекся призраком пустым
И — вот его судьба!..
И что ж?.. бежите вы за ним,
Как жалкая раба!
— Как! Эту проеденную тщеславием галиматью! Да разве ты не видишь, что они все с
ума спятили от
гордости и тщеславия?
— Здесь ни одного нет, который бы стоил таких слов! — разразилась Аглая, — здесь все, все не стоят вашего мизинца, ни
ума, ни сердца вашего! Вы честнее всех, благороднее всех, лучше всех, добрее всех, умнее всех! Здесь есть недостойные нагнуться и поднять платок, который вы сейчас уронили… Для чего же вы себя унижаете и ставите ниже всех? Зачем вы всё в себе исковеркали, зачем в вас
гордости нет?
— Да ты слушай, умная голова, когда говорят… Ты не для того отец, чтобы проклинать свою кровь. Сам виноват, что раньше замуж не выдавал. Вот Марью-то заморил в девках по своей
гордости. Верно тебе говорю. Ты меня послушай, ежели своего
ума не хватило. Проклясть-то не мудрено, а ведь ты помрешь, а Феня останется. Ей-то еще жить да жить… Сам, говорю, виноват!.. Ну, что молчишь?..
А так как я также (говорю это не без некоторой
гордости) был всегда одним из ревностнейших посетителей крутогорских салонов, то, следуя за общим движением
умов, тоже в скором времени сблизился с Горехвастовым, и он даже очень полюбил меня.
Странное дело, сколько мне ни случалось видеть палачей, все они были люди развитые, с толком, с
умом и с необыкновенным самолюбием, даже с
гордостью.
— За честность, за бескорыстие, за
ум, за высочайшее благородство души — достоин! — с
гордостью проговорил дядя.
Тысячи намеков на
гордость его невесты, на ее нищенство, прикрывающееся золотом и парчою, на его подчиненность воле и прихотям Софьи Николавны беспрестанно раздавались в его ушах; много он не замечал, не понимал, но многое попадало прямо в цель, смущало его
ум и бессознательно заставляло задумываться.
Кукушкина. А вот погоди, мы на него насядем обе, так авось подастся. Главное — не баловать и не слушать его глупостей: он свое, а ты свое; спорь до обмороку, а не уступай. Уступи им, так они готовы на нас хоть воду возить. Да гордость-то, гордость-то ему сшибить надо. Ты знаешь ли, что у него на
уме?
— Если людей топить и вешать, — сказал Самойленко, — то к черту твою цивилизацию, к черту человечество! К черту! Вот что я тебе скажу: ты ученейший, величайшего
ума человек и
гордость отечества, но тебя немцы испортили. Да, немцы! Немцы!
Её слова об
уме детей очень задели его, она, конечно, хотела намекнуть на Илью. Он знал, что Алексей помогает Илье деньгами, Мирон пишет ему письма, но из
гордости он никогда не расспрашивал, где и как живёт Илья; Ольга сама, между прочим, искусно рассказывала об этом, понимая
гордость его. От неё он знал, что Илья зачем-то уехал жить в Архангельск, а теперь живёт за границей.
Аркадина. Неужели я уже так стара и безобразна, что со мною можно, не стесняясь, говорить о других женщинах? (Обнимает его и целует.) О, ты обезумел! Мой прекрасный, дивный… Ты последняя страница моей жизни! (Становится на колени.) Моя радость, моя
гордость, мое блаженство… (Обнимает его колени.) Если ты покинешь меня хотя на один час, то я не переживу, сойду с
ума, мой изумительный, великолепный, мой повелитель…
— А по-моему, благие советы всегда выслушать приятно. Да-с. Пора господам-дворянам за
ум взяться, давно пора! А все
гордость путает: мы, дескать, интеллигенция — а где уж!
— Ох, не тем я провинился, сударыня, а
гордостью.
Гордость погубила меня, не хуже царя Навуходоносора. Думал я: не обидел меня господь бог умом-разумом; коли я что решил — стало, так и следует… А тут страх смерти подошел… Вовсе я сбился! Покажу, мол, я напоследках силу да власть свою! Награжу — а они должны по гроб чувствовать… (Харлов вдруг весь всколыхался…) Как пса паршивого выгнали из дому вон! Вот их какова благодарность!
Перчихин(воодушевленно болтает). Старики, главное дело, упрямые! Он, старик, и видит, что ошибся, и чувствует, что ничего не понимает, но сознаться в том — не может.
Гордость! Жил, дескать, жил, одних штанов, может, сорок штук износил и вдруг — понимать перестал! Как так? Обидно! Ну, он свое и долбит — я стар, я прав. А куда уж?
Ум стал тяжелый у него… А у молодых —
ум быстрый, легкий…
— Другое дело, Ардальон Павлыч, эти самые заводы, которые Тарас Ермилыч купили. Округа агроматная, шестьсот тыщ десятин, рабочих при заводах тыщ пятнадцать — тут всегда может быть окончательная прижимка от генерала. Конешно, я маленький человек, а так полагаю своим
умом, что напрасно Тарас Ермилыч с заводами связались. Достаточно было бы сибирских делов… Ну, тут опять ихняя
гордость: хочу быть заводчиком в том роде, например, как Демидов или Строганов.
Афоня. Аль за
ум взялась, как брат пугнул-то хорошенько. Давно б ему пора. Да уж коли ты взаправду, так гордость-то брось. В ноги мужу-то, в ноги кланяйся! Да и нам всем, всем. Всех ты нас обидела.
Иногда доктор возбуждал в Коле тоску своими насмешками, но чаще эти речи наполняли юношу некоторой
гордостью: повторяя их знакомым, он вызывал общее удивление, а это позволяло ему чувствовать себя особенным человеком — очень интеллигентным и весьма острого
ума.
«Юноша, — говорил он сам с собою, — прелестное время… тогда родятся высокие мысли; где-то теперь друг моей юности?..» И воспоминание чего-то давно прошедшего навертывалось в
уме его и манило к себе; но он был царем души своей, остановил порыв и продолжал: «Минутная злоба на мир, мечтаемое отчаяние, которое так любят юноши, — вот что их гонит, а пуще всего
гордость.
Матушка не любила его за «
гордость», но преклонялась пред его
умом.
Мы, действительно, сошли с
ума. Мы целовались и смеялись, и снова целовались… Вся эта маленькая толпа жила в эту минуту одной жизнью, одним сердцем, одними мыслями. И я была центром ее, ее радостью и
гордостью!
— Дело не в деньгах, а в равноправенстве. Женщина должна быть равна мужчине, свободна. Она такой же человек, как и мужчина. А для этого она должна быть умна, иначе мужчина никогда не захочет смотреть на нее, как на товарища. Вот у нас девушки работают в мастерской, — разве я могу признать в них товарищей, раз что у них нет ни
гордости, ни
ума, ни стыда? Как они могут постоять за свои права? А Елизавету Алексеевну я всегда буду уважать, все равно, что моего товарища.
В немногих словах, дельно и едко высказала Марья Орестовна свою «претензию». Она не скрывала постоянного пренебрежительного отношения к Евлампию Григорьевичу. Не желает она дольше работать над его производством в генералы со звездой. Она хочет жить для себя. Ее план — уехать за границу, основаться сначала там, а позднее — где ей угодно в России, на средства, которых она, при всем своем
уме, не позаботилась получить от мужа заблаговременно из
гордости.
Вот они: «Я, граф Никанор Калиныч Тощий, составляю
гордость и украшение русской аристократии, но аристократии не одной породы, а
ума и таланта.
Таким явился в Петербург вчерашний казак. Почести и несметное богатство не вскружили ему голову, роскошь и все последствия, с нею неразрывно связанные, не испортили ему сердца. Он был добр и великодушен, благотворителен, щедр в милостынях и без лишних
гордости и гнева всем доступен, со всеми ласков, полон наивного оригинального
ума с легким оттенком насмешливости.
— А, вы его знаете? — сказала Перонская. — Терпеть не могу. Il fait à présent la pluie et le beau temps. [По нем теперь все с
ума сходят.] И
гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие-то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, — сказала она, указывая на него. — Я бы его отделала, еслиб он со мной так поступил, как с этими дамами.